This is Khabensky: 10 дней с Константином Хабенским

И вот летом 2016 года одна крупная компания спросила меня, нет ли возможности, чтобы Хабенский прочел мои рассказы в рамках их театрального проекта. Я набрал агента Константина Юрьевича, с которым мы дружим до сих пор, он передал мои тексты, и неожиданно для меня рассказы понравились, а главное, Константин Юрьевич, оказывается, помнил то интервью. Мы выступили в летнем театре, записали видео, ролики набрали более миллиона просмотров, ну мы и решили повторить опыт уже в формате открытого театрального вечера. Все прошло с аншлагами, тем не менее о гастролях в США я все равно и мечтать не мог.

Просто у К.Ю. такой график, что найти десять свободных дней практически невозможно, да и, если честно, мы оба не понимали, насколько могут быть интересны чтения в США. Понятно, что любое появление такого актера привлекло бы огромный интерес, но тем не менее стопроцентной уверенности в успехе не было. Оказалось, мы ошибались. Как сказал К.Ю., мы сверили свой пульс и пульс зрителей за океаном и пришли к выводу, что нас разделяет только океан и более ничего.

Гастроли были более чем интенсивными. Семь дней – шесть городов: Вашингтон, Нью-Йорк, Бостон, Филадельфия, Кливленд и канадский Торонто. Залы удивили, ну, скажем так, разно­образием: от роскошного театрального комплекса на почти тысячу мест в Торонто до небольшого зала, не поверите, бостонской церкви, самого что ни на есть обычного районного центра религиозной жизни. На самом деле в Америке церковный зал – традиционное место культурных событий, но нам было как-то непривычно. Хотя мы в черных костюмах и галстуках смотрелись чрезвычайно аутентично и даже начали выступление с приветствия «Дорогие прихожане». И вот как раз о галстуках первая история.

Терпение

В свое время Константин Юрьевич решил, что выступать мы будем в черных костюмах и черных галстуках. Мне идея очень понравилась. Прибываю я пафосно на первые чтения, вспоминаю о галстуке в гримерке, придумываю со страху теорию, почему лучше будет, если выйду без галстука. Захожу к К.Ю., собираюсь начать речь, он на меня смотрит, как рентген, и молча достает второй черный галстук. Я тихо сваливаю. Стоит ли говорить, что галстук К.Ю. я забрал домой и на следующий концерт приехал и без его галстука, и опять без своего. Степень стыда максимальная. Почти рыдаю. Набравшись смелости, захожу к нему в гримерку. Сказать не решаюсь. Он опять молча смотрит, скептически ка­чает головой и достает ВТОРОЙ черный галстук.

В итоге галстук К.Ю. я вернул через месяц, а из шести концертов в США и Канаде свой забывал в отеле трижды. К.Ю. всегда это знал и молча доставал запасной.

Математическая тактичность, вежливость и корректность при беспощадной профессиональной требовательности – основной урок для меня из общения с К.Ю. Редко кто может совмещать эти качества. Также многому научила его требовательность к себе. После каждого выступления в рассказы и их прочтение вносились коррективы, что-то дописывалось, что-то удалялось. И все это происходило в атмосфере дружеских подколов и взаимного уважения. Вот хороший пример, который уже не касается творческих изысканий, а лишь моей дезорганизованности. Переезды у нас происходили каждый день, поэтому вопрос четкой логистики был принципиальным. Я, обычный питерский разгильдяй, со временем дружу не очень, и к тому же душа моя требовала приключений, посещения улиц ночных городов, что плохо сочетается с ранним подъемом, в итоге первые два утра я прибывал на точку сбора с опозданием. И был одарен таким взглядом пунктуального Константина Юрьевича, что мне приключений более не захотелось. На третий день я пришел, наконец, вовремя, и меня наградили усмешливым:

– Шариков становится человеком.

На самом деле мое эго ущемляли в США регулярно, и об этом следующая зарисовка.

Место

Вашингтон. Закончили. Стою у служебного входа. Подгребает миловидная мамзель. Строго спрашивает:

– Можно взять автограф?

Я лезу за ручкой и почти в шутку спрашиваю:

– У кого?

В ответ прозвучало презрительно-пренебрежительно-изумленное:

– Ну не у вас, разумеется! Не на вас же люди пришли!

Я извинился и поплелся искать К.Ю. А потом сел плакать в гримерке.

Но в целом принимали нас прекрасно и даже мне тоже дарили цветы. Люди плакали и смеялись ровно в тех же местах, в которых это делали российские зрители. Мне кажется, именно факт современности моих рассказов был для заокеанской публики очень важен. Из разговоров после концерта я понял, что, несмотря на Интернет, знают о жизни в России не очень много­, а знать хотят. Я же, наоборот, хотел многое узнать о жизни в США и Канаде, она не такая простая, как кажется из скайпа друзей. И в чем-то даже сложнее, чем в России. Много забавных отличий, и по мотивам одной детали я написал сатирический текст.

Разочарование

Не думал, что когда-то это напишу, но Америка уже не та. К сожалению, базовая ценность этой страны, я бы сказал, ДНК – утеряна. США всегда ассоциировались у меня со свободой, с правом каждой личности самостоятельно решать свою судьбу, от мелочей до важнейших событий. Этого больше нет, и я с неприятным осадком возвращаюсь на родину. Уверен, прочитав, что меня так возмутило, вы согласитесь: именно с таких, казалось бы, незаметных ограничений все и начинается­. Печально, что и правда великая страна скатывается в 1984 год. В четырех из пяти отелей я столкнулся с вопиющим нарушением базовых прав и свобод.

Вы только представьте... В душе напор воды заранее определен!!!

Он просто очень хороший – и все. Жилец может выбрать лишь температуру. Регулировать мощность потока нельзя! А если я хочу постоять под тоненькой струйкой, вспомнить СССР и потом рукой свободного человека вдарить ниагарой по всему телу и ощутить высоты, которых я достиг?! Нет. Все решено за меня. О том ли мечтали Отцы-основатели? Это ли истинная демократия? Одумайся, Америка. Вернись в лоно свободной сантехники.

Пообщались с бывшими соотечественниками. Все как у нас – есть счастливые, есть сожалеющие. Действительно мало кто понимает реалии сегодняшней жизни в России. С интересом расспрашивали зрители про новые русские слова. Оказалось, многое из обыденного для нас лексикона здесь не так часто используется. Тем не менее более всего запомнилась история следующая.

Садись, два

В русских семьях, в которых дети родились уже в США, но их пытаются с грехом в 50% учить русскому, происходят расчудесные скетчи.
Бабушка провожает мальчика-отличника на экзамен.

– Ну, ни пуха ни пера.

Товарищ притормаживает, вспоминает идиому и через паузу и концентрацию, широко улыбаясь, выдает с акцентом:

– Бабушка, иди на х...

Ну действительно, какая разница – «к черту» или... ну вы поняли?

Для меня поездка была чрезвычайно ценной и интересной прежде всего возможностью общения с Константином Юрьевичем. Поэтому, когда речь зашла о материале в журнал, я решил взять у него импровизированное интервью на тему наших гастролей.

Александр Цыпкин: Наверное, самый главный вопрос: почему ты согласился­ на такой проект? Помимо того, что мои рассказы – вершина русской словесности (шутка). Мой вопрос скорее о выборе нестандартного формата.

Константин Хабенский: Мне понравилась именно сама идея чтений. Мне кажется, сейчас есть определенная усталость зрителя от ультрасовременных форм преподнесения искусства, от сверхмодных монтажей и монологов между струями воды. А у нас простая и понятная форма общения со зрителем.

Мне как писателю такая аскетичная форма наиболее удобна, а тебе как театральному человеку не хочется все-таки что-то усложнить?

Мне нравится, что мы попробовали поиграть с музыкой, может, добавим еще интерактивных вещей, но крайне аккуратно. Можно закопаться в фантазиях.

Я вот сравниваю разные наши представления и понимаю, что один и тот же рассказ в твоем исполнении звучит от выступления к выступлению по-разному.

Открою секрет: я, не поверишь, готовлюсь к выступлениям. Перечитываю рассказы, отмечаю строчки, которые мне кажутся важными в данный момент. Иногда я понимаю, что что-то пропустил, и делаю на этом акцент. Тем более что с течением времени текст становится практически своим, его знаешь наизусть, и появляется больше возможностей для работы со зрителем.

Кстати, меня часто спрашивают, почему мы сохраняем формат чтений, зная рассказы наизусть? Я помню свой ужас от понимания, что у меня нет одной страницы текста и придется «читать» по памяти. Зрители в тот раз ничего не заметили. А все-таки, почему мы до сих пор читаем? (Ближайшие чтения Хабенского и Цыпкина пройдут 13 октября в театральном центре «На Страстном». – МС.)

Во-первых, у нас сразу же становятся заняты руки...

Это причина, согласен.

Ну а если серьезно, то есть законы жанра. Музыканты тоже знают концерт наизусть, но играют по нотам. Традиции надо чтить.

Какое основное отличие от театра в чтениях для тебя как для актера?

В чтении меньше наигрыша, здесь хочется в первую очередь показать содержание, а не себя любимого.

Мы с тобой выступали в залах на двести человек и на тысячу двести. В каких тебе было комфортнее?

Чем меньше зал, тем проще прочувствовать зрителя до последнего ряда, и, наверное, компактные площадки с этой точки зрения удобнее.

То есть в «Крокус» не пойдем?

Пойдем, надо все площадки попробовать. Тем более, где мы только не выступали: и в церкви, и практически на пикнике.

Это точно. Еще вот вопрос: тебе больше нравится­ читать в темном зале, когда зрителей не видно, или в светлом? Сразу скажу, мне – в темном.

Мне в светлом.

Хорошо, что не мы решаем, а то темного зала я бы не дождался. У тебя были какие-то опасения перед поездкой в Америку, все-таки совершенно другой зритель.

Ты знаешь, я на 99% был уверен, что рассказы дойдут до зрителя, независимо от страны и города. Выходя на сцену, я вообще не думаю, в каком я государстве. Это самый правильный путь.

Насколько тебе мешает наличие меня, живого автора, на сцене, да еще и читающего?

Знаешь, с живым человеком всегда приятнее быть на сцене. На самом деле, думаю, и зрителю очень интересно наблюдать за нашей совместной работой, мне кажется, они иногда не до конца осознают, что автор прямо вот здесь. С живым, конечно, есть и ряд неудобств. Нет возможности исправить текст и сказать, что мы сделали то, до чего автор не додумался.

Ну, я, кстати, не возражаю против твоих... назовем это «коррекций» моего гениального текста. Со слезами на глазах, но соглашаюсь.

И правильно делаешь. Все-таки сценический текст должен отличаться от сугубо литературного. Отмечу, что и я слушаю твои пожелания по акцентам.

Не поспоришь. У меня есть идея пустить субтитры на нашем представлении и выступать за границей перед иностранной аудиторией.

Не очень идея.

Думаешь, мои рассказы иностранцы не поймут?

Как раз наоборот. Они рассказы поймут, твои истории абсолютно международные, но не надо мучить зрителя субтитрами. В каждой стране истории должны читать актеры на родном языке.

Я тут решил замахнуться на Вильяма нашего Шекспира, ну в смысле пьесу решил написать по рассказам. Будет ли интересно тебе в ней сыграть?

Давай посмотрим на пьесу. Из хорошего рассказа легко сделать плохую пьесу, а вот из плохого хорошую – точно нельзя. Рассказы у тебя хорошие, посмотрим, как получится с пьесой.

Оптимистично. Вспоминая нашу американскую поездку, каково выступать вниз головой? Мне было тяжело первые пару дней.

Логично: другой часовой пояс – это всегда тяжело.

Зато мы выдержали шесть концертов каждый день в новом городе.

Выдержали, но повторять не будем.

А вообще в Америку поедем?

Сначала осенью с Европой разберемся.