Елена Шубина: «Автор — это родитель, редактор — акушер»

Екатерина Писарева: С чего начинается издательство, как оно устроено?

Елена Шубина: Современное издательство — это не только отбор рукописей и работа с автором. Редакторы сейчас ведут книгу от начала и до конца, по сути это менеджеры, которые должны хорошо понимать все нюансы, связанные с производством, с художественным оформлением книги, они должны контролировать контакты с типографиями и, конечно, участвовать в продвижении, пиаре. Словом, такой большой хоровод, центр которого — книга.

Сложно редaктировать «первый эшелон» авторов?

Автор и редактор — это одна из самых интересных пар нашей профессии. Во времена XIX — середины XX века были совершенно другие технологии представления текста (рукопись, машинопись, потом дискеты, электронные версии), но вот эта пара «автор – редактор» (начиная с Некрасова, или Краевского, или Алекcандра Смирдина, или Максвелла Перкинса, имя которого стало олицетворением издательской профессии после выхода фильма «Гений», и других известных издателей) — неизменна. Это своя психология, свои эмоции, свой непростой тип отношений, построенный и на доверии, и на противостоянии, и на близости, и на дистанции. И тут вопрос не дружбы автора и редактора. Главное — это текст, вокруг него строятся все отношения.

Издатель должен быть в первую очередь психологом?

Ну, все-таки не в первую очередь. Но принимать во внимание чувствительную натуру писателя, конечно, надо, если ты недоволен результатом и предстоит непростой разговор. А если ты сразу увлекся текстом, если он тебя буквально потащил за собой — включается чутье. Так было в случае с Гузелью Яхиной, когда я прочитала первую главу романа «Зулейха открывает глаза». Я позвонила ее литагентам (именно из их рук я получила текст) и сказала: «Больше никому не показывайте, беру». А дальше уже профессио­нальные нюансы работы: принимая решение об издании, можешь пробежать глазами все произведение, но когда ты включаешься уже как редактор, то должен знать его буквально наизусть, чтобы мотивация редактуры была обоснованной. Например, почему здесь нужно придать динамики или почему не очень нравится финал — такое тоже бывает.

Важно, чтобы было видно, что вам нравится текст, что вы на его стороне — не автора, а именно текста. В моем случае редакторские предложения, как правило, принимаются с благодарностью. Но бывает, автор не соглашается, и компромисс находим во фразе «текст печатается в авторской редакции». В таких случаях я испытываю сожаление, но автор — главный человек, поэтому, когда кто-то говорит, что редактор за кого-то что-то написал, это совершеннейшая чепуха: автор — это родитель, а редактор — акушер. И тут принцип — «не навреди».

Какой этап для автора самый сложный?

Полагаю, таинство начала работы, когда еще нет текста, но он зреет у автора как идея. Помните, у Булгакова — прежде чем написать «Дни Турбиных», он «увидел» героев. Ну а дальше уже профессиональная работа, в которой будут и вари­анты, и черновики, и изменения в сюжете (как у Пушкина — «Представьте, что учудила моя Татьяна, — взяла да и вышла замуж!»). Дедлайн — это скорее проблема издателя.

Вы часто рекомендуете авторам менять названия книги?

От названия очень многое зависит. Например, у романа Марины Степновой «Сад» было много названий: и «Иначе», и другие. Мы долго перебирали варианты, и поначалу «Сад» не вызывал у автора отклика. Третейским судьей выступила писательница Майя Кучерская, она сказала, что в этот «Сад» хочется войти. И это все решило. Похожая история была с романом Александра Терехова «Каменный мост», который в рукописи назывался «Недолго осталось». «Каменный мост» возник как-то стихийно, в параллель к «Дому на набережной» — трифоновская линия там ощущалась. А теперь уже трудно представить, что роман мог называться как-то иначе. Еще один недавний случай с новым романом Евгения Водолазкина «Оправдание острова». Мы перебрали названий 20 — смущало, что у Водолазкина есть книга «Дом и остров» и вообще со словом «остров» много всего — фильм Лунгина, книга Уэльбека. Но сошлись все же на «Оправдании острова», и оно прижилось. Я предлагала назвать роман «Хронист», в пандан лаконичным названиям других его романов: «Лавр», «Авиатор», «Брисбен». С «Авиатором» мы, правда, тоже немного сомневались из-за голливудского фильма с Леонардо Ди Каприо, но потом смирились.

Сколько времени занимает процесс издания — от начала работы до выхода книги?

Зависит от книги. «РЕШ» выпускает не только художественную прозу — у нас довольно большой пул мемуаров, биографий, того, что называется гуманитарным нон-фикшеном. Первое издание писем Платонова мы готовили два года. Удивительный документ времени — дневник Варвары Малахиевой-Мирович «Маятник жизни моей», который был обнаружен в архиве Шаховских Натальей Громовой и ею же откомментирован, — еще того дольше. Это такие долгострои. А если мы говорим про роман-роман, то надо закладывать месяца два на литературное редактирование. Это в случае, если текст принят сразу (иногда после разговора с редактором автор берет время на доработку). Еще не меньше месяца (зависит от объема текста) на две корректуры, на художественное оформление. То есть три месяца перед отправкой в типографию — это минимально.

Автор принимает участие в оформлении книги?

Еще как! Знаете, какие споры бывают! Ведь у автора может быть одно видение переплета, у художника — второе, у редактора — третье. И нужно, чтоб все сошлись на одном варианте из многих эскизов.

Какой литературы не хватает сегодня и от чего устал читатель?

Мне лично — я ведь читатель — не хватает хорошего научпопа, особенно для юношества. Устали, как мне кажется, от плохо написанных биографий персон, не представляющих собой ничего, кроме популярного имени. От переводных дамских романов и плоских фэнтези, построенных на очередной альтернативной истории и хорроре.

На что в России живет писатель, может ли он заработать состояние литературным трудом?

«Заработать состояние» — это что-то из Эмиля Золя? Или Мамина-Сибиряка? Нет? Многие писатели работают: зарабатывают журналистикой, преподаванием. Авторы бестселлеров имеют больше шансов жить только литературным трудом. Так во всем мире.

От чего зависит тираж?

Определение тиража — это определение степени риска. И — веры в книгу. И — стратегия: просчитываются все траты на издание, прикидывается тираж. Понятно, если автор начинающий, то выпускается пробный — 2000 или даже 1500 экземпляров, чтобы посмотреть, как пойдет (авторы бестселлеров тоже начинали с небольших тиражей).

Конечно, для бизнеса тираж имеет большое значение, но я не зацикливаюсь на этом, существует много прекрасных книг, которые не имеют больших тиражей. Иногда это высокая философская литература, и она не массовая, у автора своя ниша, где он велик. Я имею прежде всего в виду безвременно ушедшего Владимира Шарова, гениального писателя, но чтение его книг — большой труд. Или Юрия Домбровского, или Юрия Мамлеева… У Михаила Шишкина, очень серьезного писателя, были прекрасные тиражи в пору его активности. К сожалению, последние пять лет нового романа нет, но могу похвастаться, что в последнем нашем сборнике «Без очереди. Сцены советской жизни в рассказах современных писателей» будет его рассказ — три странички текста. Но какие!

Елена, Что вы думаете о яхинагейте? * насколько целесо­об­разно предъявлять обвинения в плагиате художественному произведению? (* после выхода книги «Эшелон на Самарканд» историк и исследователь Григорий Циденков обвинил писательницу Гузель Яхину в плагиате. — MC)

Я могу понять этого человека, который сидел, копал, занимался голодом в Поволжье 20-х годов и вдруг — бац! — выходит роман на тему, которую он почему-то считал своей. И вот он выступает с обвинением в плагиате, не читая роман — тот еще не вышел, это была конференция в ТАСС. Взыграла ревность, все по такой советской традиции: «Роман не читал, но скажу».

Обвинения в плагиате — это, конечно, чепуха, потому что роман «Эшелон на Самарканд» — художественное произведение, пусть и основанное на конкретном документальном материале, и автор дает свою интерпретацию этих трагических событий.