Я работала искусствоведом в столичном департаменте культуры, пока случай раз и навсегда не связал меня со стихией огня — в Москве горели торфяники в 2010 году. Думала, это увлечение на пару недель. В итоге, вооружившись фотоаппаратом, я 10 лет ездила в опасные командировки с «Авиалесоохраной» и жду отпуск, чтобы отправиться на пожар в качестве добровольца, где принимаю непосредственное участие в тушении пожаров.
Окружающие сначала решили, что я либо сошла с ума, либо влюбилась в пожарного. Позже — привыкли.
Первый выезд показался мне адом: мне еще очень долго потом снились пожары. Когда спала в палатке, мерещилось, что деревья трещат и огонь подходит.
За 10 лет «в огне» я видела разные пожары: торфяные, горные, степные — у всех есть свой характер, и каждый раз мне было страшно. Если человеку не страшно там, где дым, огонь, деревья падают, значит, он просто ненормальный. Когда я только начинала, как-то решила сделать эффектный кадр, ослушалась и зашла за линию пожара, хотя мне строго-настрого запретили. Огонь был невысоким, сантиметров 30. Пока я снимала, пламя вспыхнуло, и меня отрезало от основной группы. Вопреки всем правилам я успела перескочить обратно, но больше не нарушала приказов.
Чаще всего лесные пожары тушат огнем, впечатляющее зрелище: делают отжиг, один пожар пускают навстречу другому — это сложная и опасная работа. Но самое страшное, что я видела, — это верховой пожар.
Представьте: тайга, горы, покрытые лесом, только что был день, и вдруг внезапно темно и гул, будто бы у тебя низко над головой летит истребитель.
Над лесом возникает что-то похожее на ядерный взрыв, и все это быстро приближается к тебе. Первое желание — бежать оттуда скорее.
Я безумно уставала и физически, и эмоционально. Но мне в поле всегда лучше гораздо, чем в городе. И когда мой начальник сердился, он всегда грозил, что не пустит на пожар — это самое страшное наказание. Однажды с одного пожара меня забрали без сил. Я обнаружила, что не могу даже снять противоэнцефалитный костюм, потому что у меня руки не поднимаются.
Дойти до пожара в тайге — нелегкое дело. Как правило, идешь по звериной тропе. Кажется, что дорога виляет вверх по сопкам, над головой какие-то ветки, надо проползать по бревнам или вообще балансировать на них. Я каждый раз проклинала все на свете. На пожар невозможно привезти тяжелую технику, туда можно добраться только с помощью парашюта. У группы с собой лопаты, бензопилы, топоры-мотыги и ранцевые лесные огнетушители.
Профессия пожарного считается мужской, и мне приходилось ломать барьеры. Когда начала работать в «Авиалесоохране», я решила выучиться на руководителя тушения пожаров, чтобы была возможность летать и тушить.
В законе есть одна дыра: женщина в России не может быть пожарным, но может быть руководителем тушения пожара!
И это смешно и несправедливо: ведь в реальности женщины-лесники, например, тушат пожары. Но при этом они никак не застрахованы.
И вообще: что значит «мужская профессия»? Моя подруга была первой женщиной-добровольцем в России, которая работала свальщиком. Она может свалить дерево в любую сторону и при необходимости скульптуру из него сделает. Я намерена и дальше заниматься тушением пожаров. Сейчас мне 52 года, не знаю, насколько выносливости хватит.
Фото: Maria Vasilieva, архивы пресс-служб
