1993 год. Бывший следователь по особо важным делам в Генеральной прокуратуре СССР Наталья Воронцова стоит перед камерой, опустив глаза и нервно перебирая в руках носовой платок. Впервые, после громкой попытки побега из знаменитых питерских «Крестов», совершенной вором и убийцей Сергей Мадуевым при ее непосредственном содействии, эта женщина решилась поговорить с журналистами и рассказать, что же в действительности заставило ее пойти на преступный сговор с заключенным. И это, судя по всему, дается ей очень непросто.
Пару лет назад история запретного романа следователя и уголовника-рецидивиста прогремела на всю страну. Ее обсуждали на кухнях коммуналок, муссировали в прессе и даже сняли по ней криминальную драму «Тюремный романс», в которой главные роли сыграли Александр Абдулов и Марина Неелова. Граждане, выросшие в Стране Советов, никак не могли взять в толк, как отъявленному бандиту удалось вскружить голову опытному следователю, которая не раз распутывала сложнейшие дела и «раскалывала» матерых уголовников? И не просто вскружить голову, а еще и убедить ее найти и передать ему наган для побега.
«Видите ли, говорят, что в женских поступках нет никакой логики, — осторожно начинает свой рассказ Наталья. — А если нет логики, то считают, что это были возвышенные чувства — любовь, которая не смотрит ни на что. Я не могу сказать, что у меня не было оглядки назад; что в жизни у меня было только плохое, а потом появилось это светлое пятно [Сергей Мадуев], и я за него цепляюсь. Нет. Тем не менее, конечно, я видела в нем прежде всего мужчину. Мужчину, в котором хотелось разглядеть доброе начало. Уж как у меня получилось разобраться в нем — это уже второй вопрос. Пыталась я разобраться, но… К сожалению, чувствам не прикажешь».
Очевидно, что Наталья Воронцова, будучи очень умной женщиной, склонной к саморефлексии, подсознательно понимает, что стала заложницей собственных иллюзий. Но расстаться с ними — все еще гораздо больнее, чем продолжать в них верить. «Мне кажется, если все-таки человек любит, то он способен совершать чудеса, — пускается она в рассуждения. — Видите ли, я задавала себе вопрос уже постфактум, не стала ли я жертвой его задумки — просто сбежать и все? Но я не могу ответить на этот вопрос за него. Честно говоря, я бы приложила максимум усилий, если бы все-таки нас свела судьба, чтобы он не пошел по той же стезе. Удалось бы мне это сделать или нет — я не знаю. [Но] в принципе я человек очень верный, и если бы мне пришлось ждать его 15 лет, то, наверно, я бы ждала. Если бы я знала, что я ему нужна, что он во мне нуждается… То я бы ждала».
Но Наталья так и не дождется Сергея. Через семь лет он умрет от остановки сердца в тюрьме «Черный дельфин». Так закончится самый громкий «тюремный романс», в котором все было куда запутаннее и драматичнее, чем в одноименном фильме. Но что это вообще был за бандит, которому удалось влюбить в себя женщину-следователя? Чтобы в этом разобраться, нам придется перенестись на несколько десятилетий назад — во дворы небольшого казахского городка, где начинался жизненный путь будущего вора, убийцы и сердцееда Сергея Мадуева по прозвищу Червонец.
«Робин Гуд» с наганом
Во времена СССР Казахстан стал местом ссылки для многих депортированных народов. Именно там в 1956 году появился на свет Сергей Мадуев. Его отец-чеченец и мать-кореянка отбывали наказание в местной тюрьме, поэтому первые годы жизни их сын также провел за колючей проволокой. Но даже когда семья оказалась на свободе, жизнь юного Сергея не стала счастливее. Когда мальчику исполнилось 6 лет, его отец ушел к другой женщине, а мать начала выпивать и приводить в дом своих любовников. Ненужный родителям, Сергей оказался предоставлен сам себе и вскоре связался с дворовой компанией, которая промышляла грабежами.
В августе 1974 года его приговорили к шести годам лишения свободы за соучастие в краже. После освобождения он провел на воле всего 10 месяцев: вскоре он похитил из кассы колхоза-миллионера имени 30-летия Казахской ССР огромные по тем временам деньги — более 50 тысяч рублей — за что вновь отправился за решетку на долгие 15 лет. В тюрьме Сергей уже чувствовал себя как дома, завоевал уважение среди сокамерников и даже начал отказываться жить «по понятиям», самопровозгласив себя «вором вне закона». Это не понравилось местным криминальным авторитетам, презрительно называвшим его «беспредельщиком». Неизвестно, чем бы закончилось это противостояние, если бы Сергея не перевели в колонию-поселение, откуда он благополучно сбежал в 1988 году.
Мадуева объявили во всесоюзный розыск, но выследить и поймать матерого преступника оказалось задачей не из простых. Он «гастролировал» по всей стране — от Сибири до Подмосковья — совершая дерзкие грабежи вместе с сообщником Романом Чернышевым. Не прошло и нескольких месяцев после побега, как след Мадуева окрасился красным: первое — и сразу тройное — убийство он совершил в Ростовской области. Семейная пара, в дом которой ворвались налетчики, попыталась оказать сопротивление, поэтому уголовник направил на них револьвер и дважды выстрелил. Совершив ограбление, подельники подожгли дом. Как рассказывал потом Мадуев, они не подозревали, что в спальне находился годовалый ребенок, который погиб в пожаре.
В октябре 1989 года на руках Мадуева оказалась кровь и четвертой жертвы: он смертельно ранил хозяйку ленинградской квартиры, которая застала налетчиков на месте преступления и попыталась вызвать полицию по телефону. Впоследствии убийца цинично заявил следователю: «Выстрел был непреднамеренным, я поскользнулся на паркете». А уже через несколько месяцев Мадуев самостоятельно вынес смертный приговор швейцару ленинградского кафе, с которым он повздорил из-за того, что тот заставлял его снять верхнюю одежду. Уголовник молча выслушал оскорбления швейцара, после чего спокойно спросил: «Ты закончил?» В следующую секунду он вынул револьвер и застрелил своего обидчика на глазах у десятков людей. Обернувшись, Мадуев насмешливо обратился к ошеломленным гостям заведения: «Может быть, еще кто-то хочет?»
Такая игра на публику доставляла Мадуеву огромное удовольствие. Даже в обычной жизни он не упускал случая подчеркнуть собственную исключительность, разгуливая в элегантных костюмах с модным кожаным дипломатом в руках, угощая дворовых детей мороженым или оставляя щедрые чаевые в такси. Кстати, с шоферами Мадуев всегда расплачивался исключительно десятирублевыми купюрами и никогда не брал сдачи, за что и получил прозвище Червонец. Разумеется, такими же красивыми жестами он покорял и женщин, которые влюблялись в него с первого взгляда. Он умел говорить комплименты, заваливал своих пассий дорогими подарками и мог убедить их в чем угодно — будь то отдаться ему в первую ночь после знакомства или разрешить пожить в их квартире. Ни одна из его любовниц не подозревала, какой опасный человек скрывается под маской этого галантного джентльмена.
Порой, даже при совершении преступлений Мадуев проявлял какое-то странное благородство, обычно не свойственное уголовникам. Например, однажды, когда у одной из жертв его ограбления случился сердечный приступ, он вызвал скорую помощь, несмотря на риск быть пойманным. В другой раз Мадуев захватил такси, в котором сидела беременная женщина. От испуга у нее начались роды, и бандит, отказавшись от своих преступных планов, приказал шоферу незамедлительно ехать в больницу. И, наконец, он пожалел старушку, которая призналась ему, что драгоценности в ее квартире — единственная память об ушедшей матери.
Со временем личность Сергея Мадуева обросла огромным количеством мифов и легенд. В народе пошел слух, что он якобы грабил только подпольных бизнесменов, наживших состояние нечестным путем, а к бедным относился с состраданием. Из-за этого бандита стали называть советским «Робин-Гудом», сравнивая его с благородным разбойником из средневековых баллад. Вот только многие упускали из виду, что у этого «Робин Гуда» был наган, который он всегда охотно пускал в ход. По мнению криминальных психологов, на самом деле Сергей Мадуев был безжалостным социопатом, который совершал «красивые поступки» только для того, чтобы в очередной раз полюбоваться собой, а на чувства и жизни других людей ему было абсолютно плевать.
«Полюбишь меня — погубишь себя»
Задержали Сергея Мадуева только 8 января 1990 года на железнодорожном вокзале, когда уголовник пытался сесть на поезд «Ташкент — Москва». Оперативники его схватили, сразу же изъяли револьвер, но почему-то не досмотрели его одежду. Поэтому, улучив подходящий момент, Мадуев вытащил из кармана брюк гранату, зубами дернул чеку и заявил, что разожмет пальцы, если ему тотчас же не дадут машину и кейс с деньгами. К счастью, ситуацию спас снайпер, заранее занявший свою позицию неподалеку: он выстрелил в руку Мадуева, из-за чего тот выронил гранату. Она так и не взорвалась — это оказался муляж. Преступник пришел в ярость: ему-то продали ее за настоящую! Так что на первом же допросе он заложил тех торговцев оружием, которые его обманули.
В скором времени Мадуева этапировали в питерские «Кресты», а за расследование взялась бригада следователей Генпрокуратуры СССР. Преступнику вменялось около 60 эпизодов грабежей и убийств, поэтому все понимали — дело идет к «вышке». Сам Мадуев это тоже прекрасно осознавал, поэтому решил тянуть время: он менял собственные показания, признавался в преступлениях, которые не совершал, и рассказывал откровенные небылицы. Так что количество томов его дела росло в геометрической прогрессии.
На допросах Мадуев вел себя будто на спектаклях, где ему была отведена главная роль, — являлся к следователям в белом костюме, неспешно закуривал сигарету, вел философские беседы, много улыбался и шутил. И это оказывало почти гипнотический эффект на окружающих. Даже руководитель следственной группы Леонид Прошкин признавался, что у него к Мадуеву была «некая слабость» — он видел в нем не столько бандита, сколько легкого в общении и харизматичного человека, «с которым было не противно при встречах здороваться за руку». Очевидно, бандит надеялся, что сможет повлиять на Прокшина, убедить его в собственной невиновности. Однако манипуляции не помогли: будучи профессионалом с большим стажем, Прокшин настаивал на обвинительном приговоре — даже не смотря на симпатию, которую явно питал к обвиняемому.
Чем отчетливее перед Мадуевым вырисовывалась перспектива смертной казни, тем отчаяннее он искал человека среди следователей, который поддастся его обаянию. Человека, который рискнет всем ради его спасения. И вскоре он попал на допрос к следователю Наталье Воронцовой — единственной женщине-следователю по особо важным делам в бригаде Прошкина. Нет, она не влюбилась в него с первого взгляда. Отличница и перфекционистка, Воронцова умела хладнокровно и последовательно распутывать сложнейшие криминальные клубки и выводить на чистую воду самых опасных преступников, благодаря чему была принята на работу в Генеральную прокуратуру СССР. Она приложила столько трудов ради такой (невероятной для женщины по тем временам) карьеры, что вряд ли согласилась бы пожертвовать ей ради одной улыбки вора и убийцы.
Поэтому Мадуев понял, что надо действовать аккуратно и медленно. Прежде всего, он нашел «болевую точку» Воронцовой — обостренное чувство справедливости. На него он и решил воздействовать. «Как же я мог совершить это убийство, если есть свидетельские показания, что в момент его совершения я находился на свадьбе — совсем в другом месте?» — заискивающе глядя в глаза следователю говорил Мадуев. Женщина еще раз изучала все документы, приложенные к делу, и понимала, что действительно что-то не сходится. Чем больше несоответствий она находила, тем сильнее ее одолевали сомнения: может быть этот мужчина виноват только в небольшой части преступлений, а остальные пытаются на него «навесить», чтобы бы закрыть «висяки»? Она оповестила о своих подозрениях Прошкина, но тот лишь отмахнулся: «За два убийства, которые бандит совершил в Ленинграде, ему все равно дадут вышку. Какая ему разница?»
Но Воронцова не могла просто закрыть на это глаза. Заметив, что следователь уже прониклась к нему сочувствием, Мадуев решил попробовать установить с ней еще более близкий контакт. На допросах он все чаще уходил от темы, рассказывал Воронцовой о своей семье, делился с ней сокровенными чувствами и мечтами. Слушая его, следователь только убеждалась в мысли: Мадуев не такой уж плохой человек, просто жизнь оказалась к нему слишком жестока. И в какой-то момент она поняла, что готова ради этого мужчины на все. Мадуев ласково улыбнулся ей в ответ и приобнял рукой, на которой красовалась предостерегающая наколка: «Полюбишь меня — погубишь себя».
Загнанные в ловушку
Утром 3 мая 1991 года Сергей Мадуев совершил одну из самых громких попыток побега из «Крестов». В тот день его должны были отправить для следственных действий в Москву. Выйдя с конвоирами из камеры, уголовник внезапно достал заряженный револьвер и пальнул в стену. Один из конвоиров попытался оказать ему сопротивление, но Мадуев выстрелил ему в живот. После этого преступник побежал к выходу из коридора, однако решетка оказалась закрыта — путь на свободу был отрезан. К тому моменту в СИЗО уже подняли тревогу. Несколько минут Мадуев пытался отстреливаться от прибежавших в коридор охранников с автоматами, но затем его револьвер заклинило. Он бросил его на пол, поднял руки и сдался.
Эта дерзкая попытка побега, несомненно, возмутила общественность. Но самый главный вопрос, волновавший полковника КГБ Владимира Георгиева, которому было поручено расследовать это происшествие, звучал так: откуда у Мадуева вообще взялось оружие? И не просто оружие, а его собственный револьвер, который хранился в камере вещдоков. Доступ к нему был у ограниченного числа людей, преимущественно — у членов следственной группы Леонида Прошкина. Их и начали отрабатывать. Мадуев отказывался сотрудничать со следствием и называть имя своего пособника. Но когда Георгиев сообщил ему, что они точно знают, что револьвер могла передать только Воронцова (так как у всех остальных были алиби), Мадуев занервничал. Полковник добавил, что облегчить ее участь может только чистосердечное признание, и преступник согласился помочь его получить.
Георгиев организовал встречу Мадуева и Воронцовой. В стену камеры, в которой должно было состояться свидание, заранее вмонтировали скрытую камеру и микрофоны: следователи рассчитывали, что в ходе разговора Мадуева и Воронцовой речь зайдет о несостоявшемся побеге и подельница сама себя выдаст. Но все обернулось еще более неожиданным образом, чем предполагал Георгиев. «Мадуев сразу попросил ее сесть поближе, чтобы можно было говорить шепотом, — вспоминал полковник. — Он справедливо опасался, что мы будем их подслушивать, и о чем они говорили, мы в итоге не слышали. Но очень скоро они начали обниматься, целоваться, и стало понятно, что их отношения вышли далеко за рамки отношений следователя и подследственного. Мы, конечно, тоже очень удивились, такую версию мы не рассматривали. Но нашу задачу это облегчило, остальное оказалось делом техники».
На следующий день Воронцову арестовали. Сначала она отказывалась признать свою вину в пособничестве к побегу и возмущенно сообщила, что будет писать жалобы во все инстанции. Затем Георгиев подошел к телевизору и спокойно сказал: «А теперь, Наталья Леонидовна, давайте посмотрим прелюбопытнейший фильм». На экране появились кадры встречи Воронцовой и Мадуевым, снятые скрытой камерой. Отрицать что-либо было бесполезно. Воронцова расплакалась и согласилась написать чистосердечное признание. Практически сразу же она была уволена из прокуратуры, а в 1993 году суд приговорил ее к семи годам лишения свободы.
После того, как роман следователя и преступника стал достоянием общественности, Мадуев резко сменил риторику: если раньше он пытался защищать свою спасительницу, то теперь нагло завил, что его совершенно не заботит судьба этой женщины. «Воронцова? А что Воронцова, — откровенничал он, — разве она не от мира сего? Такая же, как и все. Так же хочет есть, хочет жить хорошо, хочет счастья в личной жизни. Можно подобрать ключ к любому человеку. Я воспользовался чувствами Воронцовой, но в моем положении выбора не было».
Впрочем, вскоре выяснилось, что Воронцова все-таки сыграла очень важную роль в судьбе Мадуева: она пожертвовала собственной жизнью ради спасения его жизни. «Из-за неудачной попытки побега следствие сильно затянулось, — рассказывал полковник Георгиев. — Приговор за свои злодеяния он [Мадуев] услышал только летом 1995 года. За два доказанных убийства его осудили на расстрел, но приговор в исполнение привести не успели, так как у нас уже действовал мораторий».
О судьбе Натальи Воронцовой после освобождения практически ничего не известно. По некоторым данным, она сменила имя, переехала в Житомир и вышла замуж. С журналистами она не общается и старается не вспоминать о Сергее Мадуеве.
Фото: ТАСС, кадры из фильма «Тюремный романс» и интервью Натальи Воронцовой