Последний лебедь: история Мареллы Аньелли — рассказанная ей самой

«Как мы с Джанни познакомились? — на секунду задумывается Марелла Аньелли. — Мне кажется, я знала его всю жизнь. Но в действительности нас познакомили его сестры вскоре после Второй мировой войны». 18-летняя Марелла, конечно же, была наслышана о знаменитом итальянском клане Аньелли, и особенно — о молодом наследнике Джанни, который храбро сражался на фронте. «Эти истории о героизме и дерзости будоражили мое воображение в те последние, разоренные войной годы — и, кажется, именно тогда, еще даже не встретив Джанни лично, я впервые почувствовала, будто в животе начали порхать бабочки».

Династия Аньелли была в самом сердце нового высшего света. Представители семьи вели гламурную жизнь, наполненную званными ужинами в шикарных ресторанах, круизами на частных яхтах и коллекционированием редких автомобилей. Они не привыкли отказывать себе в удовольствиях — ни в быту, ни в развлечениях, ни в постели. Поэтому стоит ли удивляться, что газеты пестрили заголовками о том, что тот или иной Аньелли был замечен за тайной интрижкой с очередной соблазнительной особой.

«Я бы не сказала, что они принадлежали к безнравственному миру — скорее к миру свободному от моральных ограничений, по крайней мере в сравнении с тем, где выросла я: уединенным, чуть чопорным мирком, известным как англо-бечери, — добавляет Марелла. — Его населяли в основном состоятельные англо-американские экспаты вроде моей матери и представители старой итальянской аристократии, как мой отец, — публика, проводившая дни в бесконечных прогулках по изысканным садам и обветшалым виллам друг друга на холмах Флоренции за высокопарными философскими беседами».

И вот, на одном из тех редких светских раутов, где старая аристократия пересекалась с новой, и родилась новая прекрасная пара Мареллы и Джанни. Девушка признавалась, что по началу ее сильно пугала перспектива свадьбы. Ведь родители возлюбленного, Эдоардо и Вирджиния, рано ушли из жизни, и Джанни в свои 24 года стал главой семьи. Марелла сомневалась в том, что ее примут в качестве законной супруги знаменитого на всю Италию «Аввокато». Но ее неожиданно поддержали не только родственники жениха, но и преданные слуги, десятилетиями служившие в родовом поместье Аньелли. Словом, оставалось лишь получить согласие родителей невесты.

«Когда Джанни приехал из Турина в Рим, чтобы повидаться с моими родителями и попросить моей руки, как это было принято в те времена, я была в состоянии крайней тревоги, — вспоминает Марелла. — Кажется, я даже стояла за закрытыми дверьми, пытаясь подслушать их разговор. Моя мать поначалу не была в восторге от идеи такого брака. Ее пуританский нрав заставлял ее с опаской относиться к гламурному образу Аньелли, и ей не нравилось, что Джанни постоянно появляется в светской хронике. А вот отец оказался снисходительнее — он решил дать нашему союзу шанс».

19 ноября 1953 года Марелла вышла замуж за Джанни в часовне замка Остхоффен, недалеко от Страсбурга. Несмотря на то, что день свадьбы выдался холодным и пасмурным, гости торжественной церемонии явились в своих самых роскошных образах. Обе семьи впервые собрались вместе, наполнив скромную часовню блеском фамильных драгоценностей и сиянием накрахмаленных мужских рубашек. А от невесты в платье Balenciaga и вовсе было не отвести глаз. Хрупкая, изящная, будто бы фарфоровая Царевна-лебедь с букетом из миниатюрных орхидей в руках — она походила на настоящее произведение искусства (читайте также: «16 самых известных, красивых и дорогих свадебных платьев за всю историю»).

Любопытно, что за организацию праздника взялась мама Мареллы — та самая, которая была совсем не в восторге от своего нового зятя. Но, как говорится, чего не сделаешь ради любимой дочери. «Мама организовала все безупречно, — говорит Марелла. — В повседневности она была скорее рассеянной и старалась избегать светских выходов, но когда нужно было — проявляла поистине блистательную собранность».

К моменту свадьбы Мареллы уже была известна в мире моды. Полтора года она прожила в Америке, работая ассистенткой известного фотографа Эрвина Блюменфельда, сотрудничавшего с Harper's Bazaar, Life и American Vogue. А по возвращении на родину она получила предложение о работе корреспондентом в итальянской редакции Condé Nast. «Это была прекрасная возможность — но после свадьбы мне пришлось ее отклонить… На все просто не хватало времени», — уклончиво объясняет свое решение Марелла. А может быть, и не совсем свое…

«Первые месяцы после свадьбы я проводила по несколько часов в день, просто лежа на диване и читая. Без постоянной работы жизнь казалась бесконечным отпуском. Джанни беспокоился — он понимал, что к хозяйственным делам у меня нет ни малейшей склонности», — рассказывает Марелла. Возможно, именно поэтому он и обратился за помощью к своей давней знакомой — графине Вольпи, владелице роскошных венецианских особняков, женщине с безупречными манерами и железным характером. Как только Марелла подняла трубку телефона, она услышала в ней холодный, чуть рычащий голос графини: «Ты должна прийти ко мне. Я слышала ты совершенно не умеешь вести хозяйство!»

А потом последовала фраза, которая навсегда отпечаталась в памяти у Мареллы:

Несмотря на шок от напора великосветской дамы, вскоре они с Мареллой нашли общий язык. «Графиня Вольпи научила меня многому, — признается супруга Джанни. — Например, сколько пар простыней нужно на каждую кровать, где на них вышить свои инициалы, сколько фарфоровых сервизов потребуется на приеме и так далее. Она также консультировала меня по поводу количества прислуги в доме, ее униформы и распределения рабочих обязанностей». Но, пожалуй, наибольшее впечатление на Мареллу произвел урок экономии, который преподала ей графиня.

Однажды, после окончания званого ужина, Марелла застала ее за весьма странным занятием. Графиня Вольпи стояла на заднем дворе и методично разбивала пустые бутылки из-под вина. «Зачем вы это делаете?» — озадаченно спросила Марелла. «Чтобы на следующих ужинах у персонала не было соблазна утверждать, будто вина выпито больше, чем есть на самом деле, и присваивать себе лишние бутылки», — невозмутимо ответила ей графиня, после чего вновь послышался звон стекла.

Так, постепенно Марелла привыкала к новой жизни — роли хозяйки дома и преданной жены одного из самых богатых людей Италии. Джанни был этим безмерно доволен. Молодожены много путешествовали: в ноябре их всегда ждал нарядный, уже дышащий рождественской атмосферой Нью-Йорк; зимой — уютная вилла в Санкт-Морице; летом — солнце и ленивое счастье Французской Ривьеры. Но 1954-й стал исключением. Лето этого года супруги провели в Нью-Йорке, где Марелла родила своего первенца, Эдоардо.

«Мне всегда нравилась фотография, где я стою перед собором Орвието в Умбрии, — вспоминала она. — Ее сделала моя подруга Ванда Гавронска. На мне ожерелье, которое Джанни подарил мне в 1955 году во время поездки в Индию с сестрой Кристианой и ен мужем Брандо Брандолини. Джанни, страстный любитель драгоценностей, обошел весь Дворец самоцветов в Джайпуре в поисках чего-то по-настоящему уникального. Его взгляд остановился на нескольких длинных нитях рубинов и изумрудов, когда-то украшавших махараджей Джайпура. Он купил их и переделал в ожерелье».

В октябре того же года в швейцарской Лозанне родилась их дочь Маргерита — очаровательный светловолосый ребенок, с раннего возраста проявлявший талант к живописи.

Когда Эдоардо и Маргерита были еще детьми, Джанни постоянно их баловал подарками. А еще — обожал устраивать всей семье сюрпризы. Как вспоминает Марелла, он мог спонтанно организовать поездку на Ривьеру. Они выезжали из Турина и «всего через 40 минут Джанни с детьми прыгали в волны прямо с летящего вертолета». Сама Марелла не была поклонницей подобных безумств, но доверяла мужу и иногда присоединялась к его затеям — «чтобы не ударить в грязь лицом», как она шутила.

Каждое лето семья проводила несколько недель в Турине, а потом переезжала в Виллар-Перозу — фамильный дом у подножия Альп в Пьемонте. Марелла с детьми и невестками оставались там с середины августа до конца сентября. «Джанни присоединялся к нам вечером за ужином, возвращаясь из своего офиса в Турине, как это делал его дед, сенатор Джованни Аньелли, много лет назад, в 30-е и 40-е годы, — рассказывает Марелла. — При всей своей любви к современности, Джанни был достаточно консервативен. Он чувствовал необходимость сохранять старые семейные традиции. И Виллар-Пероза, дом, принадлежавший Аньелли с начала XIX века, был для него связующим мостиком с прошлым, которое начало исчезать со смертью его родителей и вскоре после этого — бабушки и дедушки».

Помимо Виллар-Перозы, их вторым домом со временем стал Нью-Йорк. Не из-за тяготения к «американской мечте», а из-за страсти к современному искусству, бурно расцветшему в США во второй половине XX века. «Манхэттен в конце 1970-х и на протяжении 1980-х годов был гораздо более благоустроенным, чем любое другое место в Европе, — говорит Марелла. — Думаю, причина этого заключалась в том, что жители Нью-Йорка сделали важный культурный выбор: искусство, кино и литература считались жизненно важными. На культуру тратились огромные деньги, а денежный поток неизбежно выводит на поверхность таланты и идеи».

Одним из самых запоминающихся творческих опытов для Мареллы стала совместная фотосессия с мужем, которую специально для них устроил Энди Уорхол. Они попросил пару надеть черные водолазки, был очень сосредоточен и мало разговаривал во время съемки. Зато получившиеся полароидные снимки превзошли все ожидания четы Аньелли, к тому моменту — уже профессиональных ценителей искусства (читайте также: «Музы художника: 5 любимых женщин Энди Уорхола»).

Супруги Аньелли обожали собирать друзей со всего мира в свои летние круизы по Средиземному морю. Среди приглашенных гостей, как правило, был и Трумэн Капоте — enfant terrible, любимец нью-йоркского высшего света и один из самых модных писателей того времени. Марелла вспоминает, что они впервые познакомились в Нью-Йорке в начале 60-х — и практически сразу подружились. Джанни тоже симпатизировал Капоте, считал его забавным и приятным собеседником.

«Трумэн утверждал, что любит яхтинг, но на самом деле был очень ленивым и ненавидел все активное, например, прыгать с лодки, долго плавать или осматривать достопримечательности, — с улыбкой говорит Марелла. — У него была очень светлая кожа, и он плохо переносил солнце, поэтому большую часть дня он проводил в своей каюте за чтением. Иногда он плавал. Зато каждый день он делал с Джанни гимнастические упражнения на палубе. Я фотографировала их во время растяжки. Трумэн все делал очень медленно и спокойно… без всякой спешки. Он вообще не любил моторные лодки и катера».

В 1965 году, когда Капоте отправился с Аньелли в морское путешествие вдоль побережья Турции и Греции на яхте Silvia, Марелла пыталась его убедить хоть раз сойти на берег. Она описывала ему древние руины, дышашие историей, и великолепные пейзажи старинных городов, которые рождались в воображении при одном взгляде на них. Но Трумэн лишь лениво отмахивался: «Ой, ну что ты, дорогая! Это просто старые камни — все одинаковые».

Тем не менее, Марелла признается, что тогда считала Трумэна одним из своих близких друзей. Возможно, даже самым близким. Она восхищалась его живостью ума и талантом. Его «Завтрак у Тиффани» и «Хладнокровное убийство», прочитанные Мареллой еще до знакомства с писателем, только укрепили в ней убеждение, что перед ней человек редкого дара. «Но главное было не в этом,  — добавляет Марелла. — Мне казалось, что между нами существует настоящее родство душ. Я ловила себя на том, что рассказываю ему то, чего не смогла бы сказать никому другому. Он умел создавать какую-то особую глубокую атмосферу доверия…»

Капоте часто звонил Марелле и с притворной небрежностью говорил что-то вроде: «Я в Вербье и умираю со скуки. Можно к тебе в Турин?» Она никогда не отказывала. И уже через несколько часов на пороге появлялся Трумэн с горой чемоданов Louis Vuitton. Он редко имел четкие планы, не знал, сколько пробудет, — и мог остаться у Аньелли на недели, иногда на месяцы. Никто этому не удивлялся.

Разочарование пришло внезапно. В 1970 году Марелла оказалась на ужине, который Трумэн устраивал в «Колони», шикарном ресторане на Мэдисон-авеню. Среди гостей были Си-Зи Гест, муза Дали и Уорхола, и ослепительная Бейб Пейли — та самая, что стала прообразом Холли Голайтли в «Завтраке у Тиффани». Всех этих блистательных женщин Трумэн называл своими «лебедями». И в тот вечер Марелла впервые почувствовала себя одураченной: «Я верила, что между мной и Трумэном особая дружба — интимность, смех, наши шутки… Даже не подозревая, что он также хихикает и веселится с Бэйб, Глорией, Слим…»

Дружба Мареллы с Трумэном закончилась еще до того, как в 1975 году журнал Esquire опубликовал главу из его романа «Услышанные молитвы». В этом скандальном произведении Трумэн раскрыл тайны многих людей, считавших его близким другом и доверенным лицом, поэтому, когда роман был опубликовал, поднялся всеобщий переполох. На этот раз Трумэн зашел слишком далеко, превратившись из светского любимца в изгоя. От этого «пятна» на своей репутации он не смог отмыться до конца жизни (читайте также: «Трумен Капоте против „лебедей“: самый громкий и „грязный“ светский скандал Америки, уничтоживший карьеру писателя»).

Любопытно, что Марелла подозревала о том, что Трумэн может вляпаться в нехорошую историю задолго до того, как это действительно случилось. «Я пыталась предупредить его на яхте, когда он дал мне небольшой отрывок из своей новой книги, - говорит она. — Я читаю по-английски медленно, поэтому попросила его почитать вслух. То, что он писал, было очень поверхностным, и я помню, как разочарованно сказала: „О, Трумэн, это же просто грязные сплетни. Во что ты ввязываешься?“ Но в то время он чувствовал себя непобедимым. Он сказал мне, что готовит проект в духе Пруста. „Ты должна понимать, — сказал он, — что я собираюсь сделать с Америкой то же, что Пруст сделал с Францией“.

Позже я часто думала, что его знаменитый «Черно-белый бал», который состоялся в Большом зале отеля «Плаза» в ноябре 1966 года, был не просто светским событием, а своеобразным кастингом — вечером, на котором Капоте собрал всех своих будущих персонажей».

Марелла прожила в браке с Джанни Аньелли почти полвека — до самой его смерти в 2003 году. Потеря любимого человека стала для нее сильным ударом, но и поворотной точкой. Чтобы перевернуть эту печальную страницу, она решилась на неожиданный шаг: поехать в Марракеш и заняться там созданием уникального сада Aïn Kassimou. Многие друзья и родственники сочли эту затею откровенной глупостью.

«Зачем уезжать так далеко от дома?» — говорили они. «Требуется столько труда, и ты не привыкла к такому климату — ты просто растворишься под этим африканским солнцем!» Они переживали за меня, но я знала, что этот проект принесет мне — и им тоже — много утешения и радости в будущем», — вспоминает Марелла. Так и вышло. Со временем Марракеш стал новым местом притяжения для семьи Аньелли. Внучка Мареллы, Джиневра, сыграла здесь свадьбу с Джованни Гаэтани делль’Акуила д’Арагона весной 2009 года. А ее правнуки обожали проводить каникулы среди апельсиновых деревьев и ароматных кустов жасмина.

Но главное, именно здесь Марелла, кажется, наконец смогла воплотить свои художественные амбиции сполна. Aïn Kassimou стал не просто садом, а живым произведением искусства — грандиозным и в то же время глубоко личным. Ее творческим завещанием потомкам.

«Создавать дома и сады, воображать, какими они могут стать, и искать способы их усовершенствовать, всегда было частью моей жизни, — писала она. — Из всех садов, которые я создала, Aïn Kassimou ближе всего к моему представлению о счастье. Иногда, гуляя здесь в одиночестве или с кем-то, я мысленно возвращаюсь в сад детства во Флоренции. Тогда, еще будучи ребенком, я тайком вылезала из постели и бродила среди деревьев. Просто ради острых ощущений. В темноте я ощущала присутсвие различных невидимых существ. Именно тогда я впервые осознала, что сады дышат. Они живые, как и мы.

С садом никогда не «заканчиваешь», как и с жизнью. День за днем, шаг за шагом, мы продолжаем находить новые и изящные способы заставить их процветать — и в солнце, и в бурю…»